вата и туман. самоубийство как национальная идея
В эти дни у многих, наверное, возникает соблазн поковыряться в мозгах путина и посмотреть, что же там происходит. Это не очень-то приятное и даже не очень интересное занятие, но – «нравится – не нравится» – мы вынуждены вот уже 20 с лишним лет слышать этот мерзостный голос, это враньё и шуточки, и наблюдать это расплывающееся лицо со всё более инстончающейся переносицей. Теперь же, благодаря этому лицу, уже само наше выживание поставлено под вопрос. Но, поскольку нет возможности провести подобного рода анализ непосредственно, остаётся прибегать к спекуляциям.
Прежде всего, касательно утверждений о том, что путин «сошёл с ума», «съехал с катушек» – всё это может быть сказано ради красного словца, однако, смею утверждать, это совсем не так. Он остался при своём хитром и жестоком уме, может только радикализировался чуток, и продолжает действовать в маниакально-террористической логике шантажа. Конечно, при этом он может быть ограничен и слеп в каких-то вещах – исключительное положение властителя ещё не даёт гарантий против того, что в его голове по большей части туман и вата.
Далее, касательно утверждения о том, что путин «утратил связь с реальностью» – и да, и нет. Это не просто утрата связи по неведению, т.е. проблема не в том, что окружение путина скрывает от него какие-то сведения, приносит ему какие-то не те папочки и т.п. Так, если бы до него донесли фотографии разбомбленного роддома в Мариуполе, это отнюдь не заставило бы его одуматься и изменить политику. Жизнь, пущенная в расход – для него давно не аргумент. Конечно, окружение путина доносит до него именно то, что он хочет слышать – потому что он сам создаёт это окружение. Это – параноидально-садистское устранение реальности с её хаосом и непредсказуемостью. Все эти постановочные съёмки с якобы стюардессами, все эти 30-метровые столы, бункеры, стерилизация снега и т.д. свидетельствуют о страхе перед другим, боязни заражения и мизогинии.
При этом ему нужна поддержка – лучше сказать, вторящий ему хор. Но участие в хоре не может быть целиком и полностью свободным – путину важно заставить других играть по своим правилам, коррумпировать их, устранить других как других. Воплощать собой силу, с которой ассоциируются из страха – вот что такое достичь уважения в его понимании. Принуждение к соучастию, страх и унижение приносят намного большее удовлетворение, чем свободный выбор (путин испытывал явное удовольствие, слушая мямлящего нарышкина в окружении других говноедов из так называемого «совета безопасности»). Доверие без страха – это полная противоположность путинизма.
путин – это комплексы и унижение. Ничего не могу сказать о его сугубо личных травмах, однако они очевидным образом контаминируются с травмами историческими. Первая и самая явная из них – это распад советской империи («геополитическая катастрофа»), ничтожество, нищета и неопределённость 90-х. Другая и, возможно, более фундаментальная – это вторая мировая война. Здесь налицо травматическая и кое-как подавляемая ассоциация с насильником и агрессором, с прекрасными эсесовцами из «17 мгновений весны», что объясняет столь характерный для путинизма косплей нацизма (униформа ржд и роспотребнадзора, форменное гестапо в отделениях полиции с бесконечными пытками и унижениями, в конце концов, эта новая свастика Z, напоминающая Wolfsangel, зигующие студенты…). Тут, поскольку мы уже соскользнули с личного на историческое, возможно, уместнее будет говорить не столько о путине, сколько о «субъекте путинизма». Так вот, чуть ли не единственным выходом из исторической травмы для такого субъекта оказывается её повторение («можем повторить») – если, конечно, это можно назвать выходом. Повторение 90-х с их нищетой и унижением, повторение войны…
Фрейд подобное бесконечное возвращение к травмирующей ситуации обозначает как влечение к смерти (в «По ту сторону принципа удовольствия»). Давно уже подмечена связь такого влечения к смерти и фашистского единства. Эта связь очевидна и изнутри самого фашизма: от мёртвой головы на фуражках прекрасных эсесовцев до самурайской кричалки «да, смерть!» у нацболов. Это влечение к смерти есть «стремление к абсолюту», как формулирует это для себя герой «Благоволительниц» Литтелла. В этом влечении – рудиментарный смысл так называемой «духовности». Отметим, что проявления этой смертельной «духовности» далеко не всегда возвышенны. У разного рода насильников и маньяков не обязательно какой-то возвышенный облик тёмных властелинов (Чикатило поймали с банкой разливного пива).
В развязанной путиным войне многим уже давно мерещится некая форма самоубийства. Он не может остановиться и движется к фатальной развязке, с почти что гитлеровской меланхолией отправляя в пизду всё то, что пытались построить в рф на протяжении последних 30 лет. Всё это напоминает закручивающуюся воронку, вовлекающую в свой провал всех оказавшихся рядом. путин похож на домашнего тирана, приканчивающего с собой своих домочадцев. И это не вызывает никакого уважения, в отличие от харакири того же Мисимы. У Летова, которого сейчас часто вспоминают, в «Русском поле экспериментов» есть строчка: «Покончив с собой, уничтожить весь мир». В случае путина имеет место скорее её инверсия: уничтожив весь мир, покончить с собой. Потому что он не может сделать это своими руками, ему необходимо самоубийство другим, жест со стороны того самого другого, которого он систематически и параноидально всё это время исключал. И этот жест может быть только негативным. Вот тот самый абсолют, в беспокойном ожидании которого находится и путин, и «субъект путинизма».
В этой точке мы вплотную приближаемся к некоей новой форме национальной идеи (володин утверждает, что путин – это россия, что без путина её нет; те же, кто находятся в оппозиции, пытаются это оспорить, говоря, что путин – это не россия, но это доказать с каждым днём всё сложнее). Мне всё явственнее представляется, что новая форма национальной идеи россии – это самоубийство (тут где-то из складок истории показывается козлиная бородка Бердяева, говорившего об апокалиптическом характере «русской идеи»). Нисколько даже не удивлюсь, что через какое-то время все те, кто поддерживал путина за «стабильность», за «хорошо, что нет войны», начнут заучивать методички о том, как правильно отправить на тот свет себя и своих близких, не могущих сделать это самостоятельно (несмотря на то, что подобная информация до сих пор блокируются роскомнадзором, вплоть до запрета употребления слова «самоубийство» – аналогично табуированному и священному слову «война»). Впрочем, ничего удивительного – часто самое блокируемое и самое запрещаемое как раз и есть самое сокровенное. Как секс в викторианской Англии, так и фашизм и самоубийство в путинской россии.
В последнее время (до войны) я регулярно думал о самоубийстве, исследуя его поэтически, связывая с затяжной политической депрессией, пытаясь рассматривать его как политический жест. Теперь же самоубийство превратилось во что-то вроде национальной политики. Сегодняшний выход россии из совета европы со словами «пусть наслаждаются общением друг с другом» – это ведь характерная демонстративная суицидальная формулировка. Но самоубийство за счёт других это убийственное самоубийство. россия больше не просто пример того, как не надо делать (Чаадаев), и не просто «тюрьма народов», россия – это смерть и бедствие.
В выражениях наподобие «прекрасная россия будущего» для меня всё явственнее проступает теперь изъян: что-то тут явно лишнее – или россия, или прекрасное, или будущее. Однажды в рижском баре чувак сказал мне: «русские… какие-то проклятые». Он долго подбирал это слово, сейчас оно кажется очень точным. Как снять это проклятие? Может ли россия не нести разрушение и смерть? Может ли она не быть империей?
Вчера мы с друзьями обсуждали альтернативные флаги россии. Сейчас, например, у политэмигрантов получил распространение триколор с удалённым красным – бело-сине-белый, из которого красное вычитается как кровавое, связанное с насилием и жертвами. Мне такой вариант категорически не нравится: во 1-х потому, что бело-синий это тупо ментовское сочетание; во 2-х потому, что красное ассоциируется до сих пор с коммунизмом и революцией, а это, как я считаю, всё-таки лучшее, что случалось с россией (и это могло бы стать реальной альтернативой российскому империализму – но, увы, не стало). Я подумал, что флагом россии теперь должен стать чёрный, можно сразу с черепом и костями, а можно и со стилизованным ядерным грибочком. То-то будет патриотический восторг.